– Да… похож, – рассеянно пробормотал Сергей. Всю прогулку он был задумчив и не особенно внимателен. Николай даже обиделся.
Эмма тоже держалась странно, и Николаю показалось, что ее глаза чуть-чуть заплаканны.
– Что с тобой? – спросил он, когда они остались позади.
– Ничего! – вспыхнув, ответила Эмма.
– Нет, «чего»! Я вижу ведь!
– Мама нашла у меня твою книгу и бросила в печку, поэтому мы с ней немного повздорили.
– И все?
– И все… Не достанешь ли ты где-нибудь мне еще такую книгу, а то я ее прочла только до половины.
Прогулка не клеилась. Эмма сослалась вскоре не то на головную боль, не то на какие-то дела. Ее проводили обратно.
– Послушай! – накинулся на Сергея на обратном пути Николай. – Отчего ты сегодня такой, точно тебя чем-то по голове хватили?
– Отчего? Да оттого, что я готов прозакладывать голову против медного пятака, что при обходе ночью я видел не дежурного по гарнизону, а этого человека, с которым ты только что прощался за руку.
– Не может быть!
– Может, если я говорю.
– Но что же это значит? Ведь ты же говоришь, что с ним был начальник курсов.
– А это значит, что у начальника есть знакомства, которые он предпочитает почему-то скрывать…
Они шли рощею. Владимир остановился:
– Тс! Слушайте! Что это такое?
«Та-тара-та-та-та-тата» – протяжно и едва слышно доносил ветерок со стороны курсов далекий. странный сигнал.
– Уж не тревога ли?
– Нет! – отвечал, прислушиваясь, Сергей. – Тревога подается не так, это сбор.
– Да, это сбор, – согласился Владимир. – Но для чего бы это?
Прибавив шагу, они направились на сигнал.
Еще издали они увидели, как со всех концов переполненной гуляющими рощи торопливо собирались курсанты. В самом корпусе тоже царило необычайное оживление: бегали курсанты, суетились каптеры, отворялись цейхгаузы – вещевой, оружейный, продовольственный, а в коридорах спешно строились роты.
Общая команда «смирно». Комиссар объявил, что подчинявшийся до сих пор советской власти атаман Григорьев со своими войсками внезапно выступил против Украинской республики. Он объявляется предателем, стоящим вне закона и подлежащим уничтожению. Согласно приказа наркомвоена Украины, курсы через четыре часа уезжают на новый фронт.
Задача – получить патроны, подсумки, патронташи, палатки, котелки, фляги.
Сдать – постели, корзинки, книги, матрацы. Погрузить на одни двуколки хлеб, консервы, продукты, на другие – пулеметы и ленты.
И все это за четыре часа.
Работа закипела бешеным темпом. Заглянувшему со стороны показалось бы, что корпус наполнился обитателями сумасшедшего дома. От оружейного цейхгауза– к вещевому. От вещевого – к продовольственному. С первого этажа – на второй. Со второго – на третий.
К сроку все было готово. Курсы развернулись перед корпусом.
Последнее горячее напутственное слово представителя наркомвоена. Команда.
Под звуки музыки и «ура» серые колонны рвутся вперед.
На одной стороне Кременчуг, на другой – Крюков. Ночью по соединявшему оба города огромному мосту через Днепр торопливо прошли подоспевшие курсанты. Через несколько часов город начал наполняться панически отступающими красными полупартизанскими частями. Их останавливали и спешно сколачивали в отряды. Подошли красные броневики, еще какие-то курсы. Едва рассвело, как по городу загрохотали орудия.
Григорьевцы наступали.
Все утро разговаривали трехдюймовки, сновали броневики и автомобили. Красные части готовились к контрудару.
Сергей лежал за большим камнем возле углового дома и стрелял.
– Сережа! У меня остались только две обоймы! – кричал Николай.
– На вот тебе еще три, – кинул из своих тот. – Да ты смотри даром-то не трать…
– Я…
Артиллерийский снаряд, попав в крышу соседнего дома, заглушил его ответ, и белое облако пыли закрыло его от глаз.
– Коля… Колька! – тревожно окликнул Сергей.
– …я и не выпускаю их даром! – послышался запальчивый ответ.
Выстрелы грохотали повсюду. Где-то далеко на фланге послышалось «ура», ближе, ближе, покатилось по цепям. Красные наступали. К полудню ни в городе, ни за городом уже никого не было. Разбитые банды убегали, советские части преследовали их.
Через две недели григорьевских банд уже не было. Но они не были уничтожены полностью. Верные своей партизанской тактике, они под давлением красных распались и распылились между более мелкими шайками, заполнявшими Украину.
Перед рассветом, рассыпавшись в цепь, отряд курсантов осторожно охватывал деревушку, в которой, ничего не подозревая, крепко спала небольшая, изрядно перепившаяся банда.
Не доходя до деревушки с полверсты, цепь залегла. Первая рота, отделившись, небольшой лощиной пошла в обход. Ни разговоров, ни шепота, ни шума. В предрассветной мгле показались белые мазанки. Рота беззвучно, чуть не ползком переменив направление, залегла поперек дороги.
– Тише, – вполголоса проговорил, взглянув на часы, командир взвода. – Сейчас наши буду г наступать. Замрите! Огонь только по свистку.
Прошло десять томительно долгих минут.
– Скорее бы…
– Успеешь, Николай, – шепотом ответил Сергей. – Куда ты всегда торопишься… Слышишь?
Частый, тревожный набат с колокольни. Загрохотавшие вслед выстрелы и раздавшийся через несколько минут конский топот мчавшихся на них бандитов.
Резкий свисток пронизал воздух. Меткий внезапный огонь сделал свое дело, вырвав многих из всадников.
Видно было, как по зелени восходящих хлебов уносились стремительно остатки потрепанной банды.
Деревню охватили. Некоторые из бандитов убежать не успели и попрятались тут же.
Через полчаса трех человек уже вели к штабу около церкви.
– Чья банда? – спросил у одного из них комиссар.
– Горленко, – ответил хмуро, не поднимая глаз, здоровый лохматый детина.
Их заперли в крепкую деревянную баню и поставили часового.
Курсанты тем временем разбрелись по хатам и с жадностью закусывали хлебом, молоком и салом.
– Хозяин, – спросил Владимир, – есть у тебя деготь?
– Зачем тебе? – удивился Сергей.
– Сапоги потрескались.
– А пошукай, дэсь було у двори трошки, – ответил нехотя старик хохол, но сам не пошел, очевидно опасаясь оставить избу на солдат.
– «Пошукай»! Вот чертов старик, где у него тут пошукаешь, – ворчал Владимир, очутившись на дворе богатого мужика. – Сколько барахла навалено.
В найденном бочонке дегтя не оказалось, и Владимир хотел уже идти обратно, как взгляд его упал на маленький блестящий предмет, валяющийся на земле. Он нагнулся и поднял изогнутый в виде буквы «Г» разрывной капсюль от русской гранаты.
Владимир внимательно осмотрелся и заметил под снопом приваленной к стене конопли кольцо от небольшой дверки.
«Ага!» Осторожно выбравшись, он побежал к своим.
– Подозрительно! – согласились товарищи и, захватив винтовки, отправились во двор.
Растаскали хлам в стороны, откинули сноп. Обнаружилось небольшое отверстие – должно быть, вход в бывший курятник.
– Эй! Кто там! Выходи! Молчание.
– Может быть, там никого и нет, – проговорил Николай и, наклонив винтовку, заглянул в темноту.
Раз… два… три… – бахнули один за другим револьверные выстрелы, и из двери стремительно бросилась черная фигура.
«Чистым приемом» Владимир ловко хватил его прикладом по голове, а Сергей крепко схватил бежавшего за руки. Николай побледнел, покачнулся, неуверенно ухватился за край телеги и, не удержавшись, упал – он был ранен.
На выстрелы со всех концов сбежались курсанты.
Бандита связали. Николая осторожно перенесли в избу.
Пойманный нагло смотрел на окружающих. Вывернули его карманы: письмо, приказ и желто-голубой значок. Офицер, бывший штабс-капитан, а теперешний атаман – Горленко.
Николай был тяжело ранен. Пуля пробила верхушку правого легкого и засела где-то возле лопатки.
…Возле каменной стены у церковной ограды, перед отделением курсантов, хмуро опустив головы, встали четыре человека, как пойманные волки бросая взгляды исподлобья. Сергей посмотрел на них холодно и спокойно.
На другой день эшелон быстро уносил курсантов домой – в Киев.
Встреча была устроена торжественная, с речами и цветами.
Начальник курсов сказал несколько приветственных слов, поздравляя с благополучным возвращением.
На следующий день были похороны убитых товарищей. Грустно и торжественно звучал похоронный марш.
В толпе Сергей на мгновение увидел Эмму. Она внимательно всматривалась в проходящие ряды курсантов и, казалось, кого-то искала.
